пятница, 14 марта 2014 г.

Майдан от участников кровавых событий

Не могу остаться в стороне, Хочу опубликовать рассказы тех, кто принимал активное участие в те страшные и трагические дни.
Эти ЛЮДИ победили в борьбе с коррумпированной властью - и я горжусь ими!!!
Не знаю получится ли еще что-либо выложить в ближайшем будущем, так как с 17-го марта возможно начнется война с Россией!
Дорогие россияне, мы не хотим с вами воевать! Мы любим вас, но ваш Путин решил по-другому! Возможно у нас есть еще шанс что-то изменить - ближайшие дни покажут. А пока МАЙДАН НЕЗАЛЕЖНОСТИ - Как это было.

Алена Балаба 
https://www.facebook.com/alena.balaba 
Я давно хотела про те страшные дни в Киеве 18-20 февраля, и всё откладывала.  А теперь, кажется, собралась. Потому что мир в моей стране закончился. И кто еще не понял, что у нас уже оккупация - искренне сожалею.
Вчера чучело в в Ростове-на-Дону ясно дало понять, что оно хочет вернуться в Киев. Неважно как - на российских танках, на белом коне, но вернуться. Ведь слова эти - не чучела, а его господина - Путина. Им не нужен только один Крым, им нужна вся Украина. И в наших силах остановить это. Да, в наших. Сейчас вы поймете, почему я так говорю. 
18 февраля с утра должна была заседать Верховная Рада. Депутатов очень просили вернуться к Конституции 2004-го - этот компромисс сглаживал ситуацию в стране и означал выборы президента уже в этом году. 
Комендант Майдана Парубий объявил "мирний наступ" на Раду. По пятому каналу показывали, как майдановцы "разоружаются": оставляют палки и щиты и идут от Майдана за баррикады в сторону Правительственного квартала. Мирно заставить Раду работать на народ. На свой народ. А потом стали показывать, как в Мариинском парке бьют убивают безоружных людей, которые просили депутатов работать.
 И вот тут я поняла, что сидеть и смотреть новости нет сил. И стала искать возможность поскорее добраться в Киев. Нас собралось четыре девочки и Vyasheslav Berezutskyy - выехали в половине четвертого, когда в СМИ уже трубили, что дороги на Киев перекрыты. По дороге светило солнышко и играл Джо Дассен, а Viktoria Sibir радовалась, что всё вокруг по трассе похоже на Швейцарию. 
Это мы так пытались отвлечься от новостей из Киева - что на 18.00 назначен штурм Майдана, что к столице подтягивают внутренние войска и технику. В Киев, кстати, заехали без усилий и почти без пробок, ровно в 20.00 мы были на Крещатике. Договорились, что если потеряемся и отключат связь - будем встречаться у машины. Но так никто и не встречался, потому что просто элементарно было некогда. Начался первый штурм. Уже Беркут кидал первые свето-шумовые гранаты и стрелял. Мы с Викой пробрались поближе к ребятам со щитами, сделали пару кадров и сразу в стали в цепь: передавать булыжники на передовую. Надія Яшан присоединилась к нам. Не было ни сил, ни времени, что верещат со сцены, уже горела Институтская и гранаты рвались с завидной частотой. Выносили раненых. Я бросила передавать камни (цепочка наладилась) и сказала девочкам, что сбегаю, узнаю, что там в Профспилках. Всё-таки у меня курсы медсестер, я могу помогать как-то более действенно. В Профспилки зашла без труда, на первом этаже развернулся огромный госпиталь: десятки раненых, стонущих, плачущих и ругающихся. Я обратилась к строгой девушке в маске: "Что делать? Я журналист и медсестра" Она: "Тут сестер хватает, нам нужны только врачи" и выпроводила меня из госпиталя. Я стала звонить в Одессу - девочке-врачу, которая спасала в Киеве ребят с Грушевского, а потом заболела воспалением легких и вернулась. Я хотела, чтобы она подсказала - что делать. Она сказала, сейчас к тебе подойдет человек - поможешь ему. Степан нашел меня не сразу и попросил устроить четырех ребят, контуженных днем на Арсенальной: "Я уже пожил, а ребят надо спасать" Почему меня эта фраза не смутила тогда? Я бросилась обзванивать киевских знакомых, звонила в Одессу. Ожидая эвакуации, мы ходили с хлопцами со стороны Лядских ворот до отеля "Козацький": к Профспилкам подъезжали скорые, люди с Майдана больше уходили, чем приходили. Хлопцы рассказали, как отбивались днем, как практически весь правительственный квартал был наш и как беркутята попросили перемирия, но после этого, собрались силами, и стали давить наших. Парни были из Калуша, на Майдане были больше трёх недель, у одного - трое маленьких деток. Все надышались газом днем, голоса хриплые. У одного была рана на перевязанная голове, как он сказал: "неопасная, не бойся, выживу". Наконец-то меня выручила Вика - ребят поселили, а мы помчались к Михайловскому монастырю. Первый штурм уже поутих, и примерно четыре сотни самообороны двигались наверх по Михайловской улице: поступило сообщение, что на Большой Житомирской с полторы сотни титушек с автоматами идут на собор. Мы пошли с самобороной, но там было всё спокойно, со стороны МИДа у ворот монастыря чего-то ждали журналисты. Выше посол США Джеффри Пайетт, доброжелательно ответил на вопросы, сказал, что его страна просит Януковича остановить штурм Майдана. После этого мы с Викой вернулись на Майдан, на Барбакан. Я попросилась к ребятам - мешать коктейли Молотова (всё-таки школьная любовь к химии оказалась сильнее), Вика умчалась помогать дальше. Вика - Чип, Дэйл и Вжик: три в одном, добрый детский мультик, неуемная энергия. Было затишье, мы с одним парнем пошли патрулировать окрестности на наличие титушек и автозаков. Я сняла свою желто-голубую ленточку, мы поднялись по Софиевской, попетляли по Владимирской, Малоподвальной и Прорезной, вырулили по Пушкинской на Тараса Шевченко, спустились на Бессарабку, было спокойно и очень тихо. На Майдан со стороны Театральной редко подъезжали машины - киевляне сгружали шины. Мы вернулись на Барбакан, начался второй штурм. Наверное, это было уже около часа ночи. Или начало второго. Молотов нам помог. Сразу скажу: нет, я не совалась в первые ряды, мальчишки попросили, что "если что - ты нас вытащишь по одному", мы держались друг дружки. Мы знали, что мы отвечаем один за одного, и нельзя падать. "Алена, присядь, пригнись", "Алена, дай бутылку" - команды нужно было выполнять мгновенно и беспрекословно, как на яхте в гонке. Сколько ходок я сделала во второй штурм от фонтана с сестрою Лыбидь на Майдане до Барбакана - не помню. Ты бежишь за за новой партией бутылок и понимаешь: надо отбиться, надо, надо, во что бы-то ни стало. А вокруг тебя люди в касках передают камни на передовую. Девочки, мальчики, дедушки... Самое ужасное то, что несмотря на дым с горящей Институтской, площадь заливали два прожектора. Ты двигаешься и понимаешь, что в любой момент твою голубую куртку может прострелить снайпер. Вот это меня бесило больше всего, я дергала пацанов: "Надо снять фонари". А в ответ: "Алён, у нас нечем". Я: "Должно быть у афганцев" - а в ответ: "Погоди, сейчас отобьемся и вместе пойдем к ним. Сама не ходи" Отбив второй штурм, мы побежали в афганские палатки. Уже горели Профспилки: Беркут, поняв, что им не удастся их взять штурмом, просто забросал гранатами второй этаж. Говорят, что десяток пожарных машин стоял со стороны Европейской площади, но их не пускали. им надо было нас уничтожить. Любым способом. У афганцев уже не стояли блокпосты у архангела Михаила, несколько палаток просто брошены, заглянула в главную: накурено, все сидят в касках, мрачные, жарко. Зашла, поздоровалась и говорю: "Там два фонаря, снимите пожалуйста, снайпера сидят сверху, расстреливают" Они даже не удивились: "Какие фонари? Ааа, прожекторы... Хорошо, сайгой попробуем. Ждите минут двадцать" Мы вернулись на Барбакан делать молотова дальше. Потом я поспала чуток в палатке, печка остыла, мальчишки подбросили дров, она разгорелась. Разбудили около четырех утра: "Вставай, побежали, сейчас опять начнется." Третий штурм был самым страшным: нас было немного, оттеснили за фонтан, там перебило трубу, вода текла по ногам, горел Крещатик, с Майдана тащили всё, что горело: шины, дрова, вещи... Женщины в КМДА 19-го мне рассказывали, что хватали в палатках подсолнечное масло и топленое сало в трехлитровых банках и несли, чтобы мальчишки кидали в огонь. Чтобы всё горело, чтобы не дай Бог - Беркут не прошел. Гранаты рвались, не переставая. Было очень страшно, я помню, что очень злилась и тихонько молилась, мои мальчишки кричали: "Надо продержаться до шести утра, там с Западной Украины подкрепление придет с оружием." Не было ни сотников, ни десятников, ни командиров, ни "лидеров Майдана". Не было централизованных команд, тактики действий, какой-то стратегии... Были просто люди, которым некуда отступать. Было только наше отчаяние, наша боль и желание выжить и победить. К пяти утра они отступили. Точнее - не сунулись. Я очень боялась, что они пойдут со стороны Лютеранской и Бессарабки. Мои мальчишки устроились в палатке поспать, у нас еще оставалось бутылок 20 молотова, я сделала еще две ходки: первую - отнесла на баррикаду на Театральную, вторую - на Лютеранскую. Там стояли почти дети, лет по 17. Но строгие такие, показали мне свои запасы молотова, но и мои "подарки" забрали. А к шести утра стали подъезжать микроавтобусы из Западной Украины. Они прорвались через кордоны. Каково было моё удивление, когда вместо винтовок и калашей они стали доставать из багажников коробочки с любовно упакованным молотовым! Они строились в колонны и шли в в сторону Майдана. Подкрепление! Мы отбились! Я заснула в палатке в половине седьмого, а в 7.20 позвонили из Одессы и сказали, что у нас закидали камнями штаб приема помощи на Пушкинской, 2: "Алена, срочно пиши журналистам". Я плохо соображала, честно. Потупила и позвонила нашим в Одессу: попросила поддержать. Простите меня за "много букв". Я всё это писала потому, чтобы мы все не надеялись, что кто-то придет и нас "защитит". Надо рассчитывать на себя и тех, кому доверяешь. Майдан хотели "слить" многие, его практически сдали тогда, в ночь на 19-е. Его отстоял народ. Просто люди. И Крым мы сами должны отстоять. И Украину. вот как-то так.






















































 Еврейский курень Небесной сотни 

 Вячеслав Лихачев 
 Погибших на Майдане в Украине называют «Небесной сотней» – «сотнями» называются структурные подразделения Самообороны Майдана. Это название условно – далеко не все убитые обезумевшим в своей обреченности преступным режимом действительно были активными участниками структур, сформировавшихся за три месяца протестов. Но оно прижилось. Институтскую улицу, в день бойни 20 февраля залитую кровью, предлагают переименовать в честь Небесной сотни. Уверен, что когда-нибудь покажу своим детям на Майдане, отмытом от копоти и восстановленном после боев, памятник Небесной сотне. Я положу на его постамент цветы и небольшой камень, как принято в еврейской традиции, и помолчу, потому что молиться я не умею. На небе все равны. Старые и молодые, университетские интеллектуалы и простые работяги. Мальчишка, тайком от всех впервые прибежавший на Майдан и через два часа убитый снайпером. Активист УНСО из Беларуси. Украинцы. Русские. Армяне. Грузины. Евреи. Иосифа Шилинга хорошо знали в еврейской общине Дрогобыча (Львовская область). Ему был 61 год. С супругой Анной он вырастил двух дочек, у него осталось четыре внучки. Строитель по специальности, в последние годы он ездил на заработки в Италию, там же работала его жена. Снайпер убил его точным выстрелом в голову возле Октябрьского дворца. Александра Щербанюка хоронили в родных Черновцах в вышиванке. В гроб положили противогаз, каску и кипу. Он был членом общины «Бейт симха». Православные священники нескольких деноминаций, не знавшие о его религиозной принадлежности, были готовы провести церемонию, но он был похоронен с молитвой раввина. Проститься с ним вышли тысячи людей. Центр города был перекрыт для похоронной процессии. Над гробом героя играл военный оркестр, правоохранители в форме и бойцы «Правого сектора» в масках дали в воздух прощальный салют. Супруга (рука не поднимается написать – вдова) погибшего говорит, что пыталась его удержать, сказала, что на Майдане погибают люди. Он ответил: это не самая худшая смерть. Ему было 46 лет. В советское время Александр прошел без единой царапины войну в Афганистане. У него осталось трое детей. Его сын учился в еврейской школе. С 2004 года он был политическим активистом, возглавлял первичную организацию партии «Батькивщина». Профессионально занимался строительными работами. Объявления его фирмы «Зодчий», предлагающей ремонтные и отделочные работы любого уровня сложности, висят в интернете с его номером мобильного телефона. Но он уже не сможет снять трубку. Первая пуля ударила его в ногу, когда он стоял рядом с палаткой буковинской организации «Батькивщина» на Майдане. Он уронил щит, и следующая была пущена ему прямо в сердце. Харьковчанину Евгению Котляру было 33 года. Его знали среди левых активистов и экологов, боровшихся против уничтожения парков бандитской городской властью. Он работал в сфере промышленного альпинизма. Снайпер убил его на Институтской. «Правые» и «левые», молодые и пожилые, «схидняки» и «западенцы». Никто из них не держал оружие в руках. Все они были убиты профессиональными выстрелами снайперов, отлично видевших, в кого они стреляют. Циничная, уже на самом деле проигравшая войну с собственным народом, власть убила этих людей, бессмысленно и беспощадно. Этническое происхождение и религиозная принадлежность погибших, конечно, на самом деле неважны. Как неважен их возраст, пол, политические взгляды, неважно все, кроме того, что они – украинцы, и герои, погибшие за Украину в борьбе со злом и несправедливостью. Но штатные пропагандисты Кремля, а также потребители информационной пропаганды, слишком укорененные в стереотипы, чтобы открыть глаза и увидеть реальность, до сих продолжают повторять ритуальные завывания об «антисемитизме захвативших власть бандеровцов, потомков тех, кто убивал евреев в Бабьем Яру». Пожалуйста, ткните их носом в этот текст. 
Слава героям.

 16-річний Дмитро Голубничий, бандурист і школяр, 20-го лютого був на Майдані, в епіцентрі снайперського розстрілу. В момент, коли снайпери стріляли по людях, батько Дмитра зняв відеоролик. На ньому Дмитро говорив з мамою і казав їй, що обов'язково повернеться.
В той день, його батько залишився спати у КМДА, а він не став будити його, бо сильно переживав, і вирішив іти на передову самостійно, взявши дерев'яний щит. На запитання, чому вирішив іти, каже: "Бо в нас була амуніція, а в інших не було". Про свої переживання він розповів в ефірі радіостанції "Львівська хвиля". "Ми приїхали до Києва в середу. У вівторок батько вирішив їхати туди, бо він знав, що я поїду іще раз (я був там раніше, на Грушевського). Він сказав, що краще поїде зі мною, аби трохи наглядати за мною". "Коли розпочалися ті події у четвер (20-го лютого), тато якраз спав у КМДА. Я не хотів будити його, бо дуже переживав за нього. Тому вирішив піти сам зі своїм другом. Я не хотів цього, бо він важливий для сім'ї. В нього є дружина і діти".
На запитання про те, чому Дмитро вирішив їхати на Майдан, хлопець каже: "Я просто переглядав усі відео, як били людей беркутівці. Дивився виступи президента і розумів, що наш український народ винищують силовими методами. Мене це дуже пригнічувало, навіть дратувало. По-перше, я хотів показати свою позицію, по-друге - я хотів віддати борг країні. Боротися за неї, тому що я дійсно її люблю, і людей, які в ній". Хлопець також розповів про те, як він потрапив на передову. "Спочатку ми подавали коктейлі, каміння, носили поранених людей, мертвих носили. Хтось мав це робити. Коли почався наступ, багато людей залишилися на Майдані, бо в них не було амуніції. А в нас була, тому ми вирішили піти. Якраз коли почали прориватися на Інститутську, я собі знайшов дерев’яного щита. Так і пішли, я зі щитом, а мій друг з коктейлями. Так ми і опинилися там. Пізніше до нас доєднався тато і почав знімати те відео, яке ви бачили". Дмитро також ділиться своїми емоціями і думками в той час: "Я взагалі був впевнений, що ми не повернемося, оскільки нас замкнули з обох сторін снайпери: ті, що спереду на Інститутській і ті, що на готелі "Україна". Те, що я вижив, то це сам Бог допоміг. Так мало бути. Але після всього побаченого я змінився". На своїй сторінці у соціальній мережі, Дмитро написав, що йому дуже важко психологічно. "Коли я в суботу повернувся додому, то в мене ще не було усвідомлення того, що відбулося. Усе ще був адреналіновий шок. Але коли я в понеділок прийшов до школи, перед очима почали з'являтися всі ті картини, події. Мене це почало пригнічувати, на очах були сльози. Я не знав, що з тим робити. Я вирішив звернутися до психолога, але це не допомогло". "Тоді до мене підійшов мій друг, який так само був на Грушевського. Він порадив мені сходити на могилу до Вербицького та інших чотирьох героїв на Личаківському, поставити свічку та посидіти біля них. Я вчора так і зробив, і мені стало легше. Прийшло усвідомлення того, навіщо ми живемо. І що недаремно ці герої загинули. Бо вони боролися за вільну країну, за всіх нас. Тому і полягли". Хлопець також розповів про свої відчуття, коли говорив з мамою. "Мені було дуже прикро. Від того, що я ніколи не буду тут з ними. Це не настільки страшно, скільки прикро, що ти більше можеш не побачити рідних своїх, яких ти любив все життя. Брата, сестру. Страху не було. Була відповідальність за всіх, хто був поряд з тобою".  


 КАК УХОДИЛА НЕБЕСНАЯ СОТНЯ

http://reporter.vesti.ua/39681-kak-uhodila-nebesnaja-sotnja 
 «Репортер» восстановил события расстрела активистов Майдана на Институтской 
Текст: Елена Синицына, Эмма Солдатова 
В ходе столкновений 18–20 февраля в столице Украины погибли 82 человека. 20 февраля в народе уже назвали «кровавым четвергом», а снайперов — убийцами мирного населения. В то же время версии причин случившегося у протестующих и правоохранительных органов (при прежней власти) остаются различными. Активисты говорят, что по ним первыми открыли огонь силовики, в МВД настаивали, что стрелять начали со стороны Майдана, после чего бойцы спецназа и внутренних войск спешно покинули свои позиции, а останавливать атаку вооруженных людей пришлось уже с применением огнестрельного оружия. «Репортер» попытался восстановить хронологию событий четверга, посмотрев на них глазами очевидцев На заднем дворе Михайловского Златоверхого монастыря прямо на траве лежат тела десяти убитых мужчин. Они прикрыты одеялами, простынями и украинскими флагами, пропитанными кровью. На ногах погибших активистов молодежная обувь — стариков среди этой группы убитых нет. На улице по-весеннему тепло, из-за облаков время от времени выглядывает солнце, а на деревьях, растущих на территории монастыря, суетятся и радостно щебечут птицы. Чем громче и веселее они поют, тем страшнее смотреть на обездвиженные тела мертвых. Собравшиеся вокруг убитых — в оцепенении. — Боже мой, мальчики молодые совсем, за что они вас убили, — пожилая женщина плачет, глядя на ребят. — Женщина, пожалуйста, я вас прошу. Отойдите подальше и там поплачьте. И так сил нет стоять, а вы нагнетаете… — взмолился один из бойцов Самообороны, охранявших вход на поляну. — Кровь. Где кровь? Да я просто не вижу крови, не вижу ран, — один из сотников снова и снова осматривает тело погибшего товарища и сосредоточенно ищет раны, словно их отсутствие как-то меняет ситуацию. — Вот не нахожу крови, что ж так... Тем временем убитых отпевают священники. Тела уже опознанных активистов переносят в машины и увозят в морг.
— Это, конечно, катастрофа, — говорит какой-то дедушка своему спутнику, указывая на погибших. — Но настоящая трагедия — вот она. Старик показывает рукой в сторону девушки в красном пуховике, которая минуту назад опознала одного из убитых. Девушка тихо подошла к лежащему на земле парню, узнала его и так же тихо заплакала, потом долго всматривалась в лицо родного человека и гладила его по руке. Люди с закопченными дымом горевших покрышек лицами молча смотрят на это и крепко сжимают кулаки. Быть свидетелем этой сцены становится невыносимо. Птицы поют все громче. В монастыре же все активно работают. Сегодня тут много раненых, уставшие врачи лишь изредка выходят на перекур из операционной. Киевляне не перестают приносить еду и медикаменты. Волонтеры быстро сортируют все это. Люди бегают, машины приезжают и уезжают. Слегка оправившись от первого шока, люди занимают себя хоть какой-нибудь работой, она помогает на какое-то время снять боль в сердце, отвлечься от случившегося. Тот же ритм на Майдане. Молча, сцепив зубы, жители столицы продолжают подвозить шины, лекарства, продукты, дрова и бензин. Возле полевого госпиталя видны пятна крови, многие останавливаются возле них, смотрят и решительным шагом отправляются дальше. Активисты колют брусчатку, разливают по бутылкам зажигательную смесь, по пластиковым стаканам — суп и чай. Все готовятся к силовому развитию событий, но никто никуда не уходит. Внезапно со сцены объявили о том, что снайпер застрелил на Институтской еще одного активиста. — Нелюди, — процедил возле меня седой мужчина и сильнее заколотил железной палкой по брусчатке. Возле баррикады у Главпочтамта два седых деда-казака, раздетые по пояс, бьют в барабаны. Атмосфера накаляется. Вечером в пятницу, на следующий день после перестрелки, на Майдане невероятно тихо. На фоне этой тишины невыносимо слышать женские рыдания. Под сценой стоят гробы, около них собрались родственники и друзья погибших. Под песню «Плине кача по Тисині» рядом со мной у перил торгового центра «Глобус» начинает по-детски плакать парень из Самообороны. Он вытирает слезы, размазывая копоть от шин по лицу. У мужчин постарше на глаза наворачиваются слезы. После панихиды с Майдана Незалежности похоронная процессия направляется по улице Крещатик к последней баррикаде, после чего машина отвозит убитых на кладбище. Люди формируют для процессии коридор. Без подсказок со сцены толпа на площади начинает продолжительно скандировать: «Зэку — смерть!» и «Три-бу-нал!». События того дня в корне поменяли настроение и требования Майдана, риторику лидеров оппозиции. Согласно сообщениям Министерства здравоохранения, по состоянию на 12:00 20 февраля погибло 35 человек. Всего с 18 по 20 февраля общее число погибших составило 82 человека. Принятие Радой на следующий день (в пятницу 21 февраля) Конституции в редакции 2004 года выглядит абсурдной и ничего не значащей новостью. «Я первый раз видел смерть» — Мне сложно говорить о точном времени каждого события, — рассказывает один из выживших участников происходящего в четверг Богдан, с которым мы пытались восстановить события этого дня. Невысокий крепкий парень родом из Тернополя дежурит около последней баррикады на Институтской — как раз в том месте, где еще вчера стояли бойцы внутренних войск и «Беркута», а он с товарищами спасался от пуль. Богдан приехал сюда поменять страну, потому что устал жить так, как жил. Он в каске и полной амуниции бойца Самообороны, печален и словоохотлив, чувствуется, что парню хотелось поделиться эмоциями после пережитого. — Вчера время здесь шло не так, как всегда. Мы настолько были напряжены, что казалось, уже два часа прошло, а на самом деле всего 10 минут.
Шаткое перемирие после событий 18 февраля, когда в правительственном квартале прошли столкновения с митингующими и началась зачистка Майдана, установилось к вечеру 19 февраля. Правда, «Правый сектор» перемирия не признал. Утром 20 февраля столкновения возобновились. Утром, в восемь или половине девятого, силовики по неизвестным причинам оставили свои позиции возле баррикады под монументом Независимости и покинули Октябрьский дворец. По словам Богдана, утреннее противостояние началось с брошенной со стороны силовиков свето-шумовой гранаты. — Они бросили одну гранату, потом вторую. Наши, как обычно, ответили Молотовым. Потом нас начали теснить, а мы на них пошли. Несколько раз я слышал, как запускали фейерверки. Со стороны «Беркута» летели коктейли. От нас на тот момент почему-то мало коктейлей летело, но «Беркут» отходил, когда видел, что масса людей бежит на них с камнями. Боевыми еще не стреляли.
Около половины десятого под контролем протестующих вновь оказался Октябрьский дворец. По словам главы исполнительного комитета Европейской партии Виталия Щербенко, который в тот день занимался вопросом безопасности заложников Майдана из числа силовиков, в Октябрьском было взято шестьдесят пленных солдат внутренних войск. — Когда Октябрьский дворец освободили, там остались заложники из бойцов внутренних войск. Я сразу пошел туда для того, чтобы обезопасить их от разозленных людей. Мы провели солдат до здания на Крещатике, 34, где они и находились до вечера. Тем временем силовики заняли позиции за последней баррикадой на Институтской, недалеко от поворота на Банковую. Протестующие находились в нескольких десятках метров вниз по улице за второй баррикадой.
Первые и последние выстрелы — Тогда началось самое страшное, — вспоминает еще один участник событий, 38-летний луганчанин Юрий, принимавший участие в событиях вне сотен и организаций. — От нас до них не долетали ни коктейли, ни брусчатка. Тогда по нам начали вести прицельный огонь. Просто отстреливать, — Юра рассказывает спокойно, взгляд усталый. Говорит, что за последние трое суток спал четыре часа. Он достает из кармана бронежилета телефон и показывает мне фотографию. На картинке видно столб, на котором во многих местах следы от пуль. — Обратите внимание на отверстия. Диаметр немаленький... Нам кажется, они из СВД стреляли и Калашникова. По мнению экспертов и активистов Майдана, такие отверстия могла оставить снайперская винтовка СВ-1367 с калибром 12 мм, в народе называемая «Выхлоп». Снайперы были замечены в нескольких местах, однако точное количество стрелков установить не удалось. Одного бойцы Самообороны заметили в кузове КамАЗа у последней баррикады, второго — на балконе соседнего здания, третьего — на крыше здания Кабмина. Протестующие перебрасывали через баррикаду горящие шины, чтобы ограничить обзор снайперам. Стрельба продолжалась все время. Очевидцы рассказывают, что снайперы работали между выстрелами из помповых ружей с резиновыми пулями.
Еще несколько стрелков расположились на крыше отеля «Украина». Двое были замечены на крыше отеля «Казацкий» на улице Михайловской, 1/3. Таким образом под прицельным огнем оказалась значительная часть площади и баррикад на Институтской. По словам очевидцев, непрерывная стрельба продолжалась до часу-двух дня. — Утром меня контузило от свето-шумовой гранаты. Когда вернулся из медпункта, помогал носить раненых и шины. Потом увидел парня и мужчину постарше, которые сидели, прикрывшись металлическим щитом. Я взял несколько Молотовых с собой и подбежал к их щиту, чтобы спрятаться. В этот момент парень пошатнулся, на меня фонтаном брызнула кровь. Он упал, я увидел, как закатывались его глаза. Щит пробило насквозь, и пуля навылет через тело… Я первый раз видел смерть. Страшно очень. Страшно за них, страшно, что тебя убьют. И понимаешь, что бежать нельзя. Все равно найдут и посадят. Я взял этого парня и начал тащить вниз, прикрываясь щитом. Я не знал его и в лицо не запомнил. Вообще сложно было что-то запомнить в тот момент. В принципе, я тогда уже понимал, что он не выживет, но все равно нес. Когда обратно вернулся, сел под баррикадой отдохнуть — и тут же упал мужчина рядом со мной. Он буквально в двух метрах от меня сидел. Снайперу с балкона удобно было в него стрелять. — Пока у меня не было бронежилета, носил раненых в здание консерватории, — делится Юра. — Потом пришел и остался на баррикаде. Утром за десять минут мимо меня пронесли одиннадцать убитых. Я такого количества не видел еще. Потом в одном месте каску подобрал, которая была прострелена четыре раза. Стреляли — чтобы наверняка. С часу до шести стрельба велась не так активно, стороны места своей дислокации не меняли. После шести часов выстрелов практически не было. Бойцы рассказывают, что в тот момент они уже чувствовали себя более или менее спокойно, постоянно жгли шины и ничего не бросали в силовиков. Протестующие уверяют, что огнестрельного оружия у них практически не было. Однако все единогласно согласились с тем, что если бы они получили оружие в четверг, то использовали бы его без зазрения совести. — Я видел одного человека, который на Грушевского с ружьем ходил, — в свою очередь рассказывает «Репортеру» 27-летний учитель труда из города Самбора Львовской области Миша. — Говорил, что у него здесь сына убили, и ему все равно, по закону он стреляет или не по закону. Ему важно отомстить. Я его понимаю. И сам бы стрелял вчера, если бы дали оружие. Потому что не понимаю, как можно по безоружным стрелять. Потому что не понимаю, как можно было бить студентов и девушек 30 ноября. Понимаю, когда парни между собой дерутся. Но когда девушек бьют — нет. Миша словоохотлив и даже смеется, когда говорит на житейские темы. Когда рассказывает о своих детях в школе и маленькой зарплате, о тяжелой жизни в лагере и о том, что у него врожденный дальтонизм. Но он почти ничего не говорит, когда разговор касается убитых в четверг. — Я был готов к тому, что меня убьют. А ребят жалко.
В это время на Крещатике готовилась операция по безопасному выведению бойцов внутренних войск, которых утром взяли в плен в Октябрьском дворце, с территории Майдана. Предполагалось, что солдат переоденут в гражданскую одежду и безопасно переведут небольшими группами по четыре человека в здание Национального союза журналистов. — Часть нашего с Николаем Катеринчуком (лидер Европейской партии. — «Репортер») плана, — рассказывает Виталий Щербенко, — даже удалось привести в действие: одежду для вэвэшников нашли и переодели их. Ребята были из Луганска, Симферополя и Харькова. Сначала, когда их вели через разъяренную площадь, они испугались сильно, но потом успокоились. Я общался с полковником Тимуром Цоем, который сам был из спецподразделения «Крымские тигры». Он полностью согласился с нашей операцией. Однако в десять часов вечера подъехал автобус с Петром Порошенко, который решил забрать бойцов прямо от здания на Крещатике, 34. Автобус окружили люди, начали требовать проколоть шины и забросать его коктейлями Молотова. Разбили стекло. Бойцы Самообороны и афганцы выстроили живую цепь и несколько часов вели автобус до Михайловской площади. Только в час ночи солдаты пересели в нормальный автобус и смогли уехать. Последние выстрелы на баррикадах бойцы услышали около полуночи, когда в отеле «Украина» протестующие выставили прожекторы, направленные на силовиков. Выстрелами спецназовцы пытались потушить свет. После полуночи стрельбы на баррикадах больше не было. Когда и куда делись снайперы, участники событий не знают — известия об их присутствии на крышах отелей ходили на Майдане еще и на следующий день. Точной официальной информацией о количестве и местонахождении снайперов ни СМИ, ни очевидцы, ни участники перестрелки не обладают.
Вместе с тем некоторые СМИ сообщают о прицельной стрельбе по обе стороны баррикад. В Сети опубликованы фотографии протестующих с ружьями и винтовками. Появилась версия о «провокаторе», который стрелял и по силовикам, и по протестующим. Эту версию косвенно подтверждает видео, которое в социальных сетях распространила депутат Инна Богословская. Активисты «Евромайдан-SOS» обратились к и. о. министра внутренних дел Арсену Авакову с требованием немедленного расследования кровавого расстрела людей. «Это первое, о чем будет моя первая пресс-конференция», — заявил «Репортеру» Аваков спустя 10 минут после назначения. 
 

Наша война. Кровавые сутки: от рассвета до рассвета. 

Соня КОШКИНА, LB.ua Репортаж с передовой http://www.bigyalta-city.com.ua/story/15119
Рада Еще в воскресенье со сцены Народного вече анонсировали масштабный митинг под ВР во вторник. Цель — сподвигнуть парламент проголосовать хоть какой-нибудь вариант возвращения к Конституции 2004-го года. Благо, вариантов, предлагалось множество: и проект постановления от оппозиции, и Акт ВР «имени Давида Жвании», и другие. Также — помешать избранию провластного премьера. По состоянию на обед понедельника им должен был стать Арбузов, однако уверенности в достаточном количестве голосов для «лучшего банкира Восточной Европы» не было. Рисковать не стали. «Любой провластный — Арбузов, Клюев, Бойко, Лукаш, даже Кинах, априори ставит крест на теме коалиционного правительства. Тем более — без изменения Конституции. А именно этого требует Запад. Более того, только под коалиционного премьера Запад выделит деньги», — поясняли в оппозиции. Итак, колонны начали формироваться на Майдане с восьми утра. К девяти вверх по Институтской было уже не протолкнуться. Просочиться к ВР — лишь на перекрестке Шелковичной и Институтской. Улица перегорожена двумя КАМАЗами и двумя спецмашинами. Между ними — очень узкий коридор, где и один-то человек еле помещается. В щель пропихивались сотрудники аппарата ВР и журналисты.
Фото: Макс Левин 
 — Леха, шото мы много, б...ь, людей пускаем, — послышалось начальственное. Не дожидаясь уточнения команды, первая линия смыкает щиты. LB.ua запрыгивает вовнутрь последним.
Фото: Макс Левин 
 За первой линией — еще два кордона. Между ними бойцы разматывали мотки какой-то странной проволоки. По виду — колючей, но без шипов. Электрическая? — Не снимай, на х..й, с..а! — вежливо приказал второй кордон, реагируя на появление в руке телефона. Огрызнуться не успела: здоровенный «беркутовец», ухватив за шкирки, силой впихнул за вторую линию. Между второй и третьей проволоки уже не было. Зато там были «титушки». С диким гоготом гоняли по Грушевского пластиковую бутылку. В футбол, стало быть, играли.

Фото: Макс Левин
 Уже подоспели новости с заседания фракции ПР. Председательствовал Ефремов, Клюев приехал лишь под конец. Ни Арбузов, ни Янукович присутствовать нужным не посчитали. Краткая суть заседания: кандидата в премьеры нет, когда будет неизвестно, за любой из вариантов конституционных изменений фракция голосовать не намерена. — Ефремов буквально истерику устроил. Кричал, что оппозиция нас провоцирует; что Акт Жвании нелегитимен, а Постановление от ОО вообще бред; что это все не имеет никакого смысла, и т.д., — пересказывали источники из числа нардепов. — Причем мы предлагали разные варианты. Допустим: голосуем «понятийку» сейчас и месяц, скажем, работаем над текстом новой Конституции. Если оппозиция не захочет участвовать — работаем сами, но только не затягивая. Важно снять эскалацию, хоть как-то продвинуться, — дополняли другие. По факту, никуда «регионалы» не продвинулись. Никаких решений фракция не приняла, с тем и вышли в зал. Фото: www.facebook.com/cn.opora Новости быстро разлетелись. Упрямство регионалов; непоколебимая уверенность власти в собственной правоте, возмутили людей. Теперь уже никто не скажет точно, где и когда начались первые стычки. И кто выступил их зачинщиком. Учитывая, что вся нижняя часть Грушевского еще с утра была забита силовиками с огнестрельным оружием наперевес (скрывать его как-то, маскировать, нужным они не считали. Кто поднимался к парламенту по Грушевского — подтвердит, — С.К.), логично предположить: не демонстранты были зачинщиками. Так или иначе, первая кровь в правительственном квартале пролилась около 11 утра 18 января. Первая кровь События развивались стремительно. Почти одновременно поступили данные о стычках на Шелковичной и Липской. Закрутилось как раз возле злосчастных КАМАЗов на перекрестке, за которыми разматывали проволоку. КАМАЗы запылали. В протестующих полетели гранаты, пустили газ. Те отвечали камнями. Снизу, от Майдана, женщины и пожилые люди мигом выстроились в живую цепь — из рук в руки передавали брусчатку, которую мужчины использовали в боях.
С машин огонь перешел на соседний дом. В кулуары Рады доносилось эхо взрывов. Дрожали и звенели стекла — ударная волна. С Шелковичной эпицентр сместился на Липскую. Нападение на офис ПР. Основной материальный ущерб понес депутат-регионал Григорий Смитюх. Которому, собственно, принадлежит здание. Ему же принадлежал «мерседес», в котором топором разбили стекло.
Фото: Макс Левин
 Протестующие бьют стекла автомобиля, который выезжает из офиса ПР Сам особняк тоже подожгли. Двое погибших.
Фото: Макс Левин
 Спохватившись, беркутовцы бросились отбивать «ставку» бело-голубых. Им в помощь — полторы сотни совершенно отмороженных «титушек». Забегая наперед, следует сказать, что в ходе боев в правительственном квартале было идентифицировано минимум три их «разновидности». Первая — с георгиевскими ленточками на рукавах в качестве отличительного знака для силовиков (не бить — свои); вторая — с красно-белыми ленточками; третья — без всяких ленточек, но в одинаковых серых балаклавах. На Липской орудовали вторые. Началась рукопашная. Большинство травм — разбитые головы и ноги. Карта боя: «титушки» нападают, избивают и сбрасывают полуживые тела в лапы «Беркута», тот «угощает» еще «от себя» дубинками и швыряет в автозак.
Фото: LB.ua
 Подтянулись депутаты. Но тщетно. Это была уже другая реальность. Беркут сорвался с катушек. — Пиз...ь их, сук! Пиз...ь! — орали бойцы, накидываясь на неприкосновенные тела. Для начала целились по ногам. Крепко досталось Арсену Авакову и Анатолию Дыриву. — Стояяяять! Назад, я сказал! — орал дурным голосом их начальник, закрывая собой депутатов. За спинами «Беркута» скакали «титушки», стараясь угодить в головы народных избранников кирпичом. Депутаты вытягивали раненых. Вместе с медиками к ним мигом подлетали оперативники: фиксировали все на камеру, принимались опрашивать. Вроде как следственные действия на месте проводить. До сих пор стоит перед глазами картина: пожилой мужчина, лет под шестьдесят, голова разбита, все лицо в крови, кровь сочится по молнии старенькой куртки, стынет под воротом. Над ним — мент с камерой: «имя-фамилия, дата рождения, где проживаете». Крепостной переулок. Окровавленный слоеный пирог Оперативно «сориентировавшись на местности», митингующие вошли в Дом офицеров — разбили, под руководством неутомимой Ольги Богомолец, полевой госпиталь. Именно туда доставляли раненых. Много. Очень много раненых. «Скорые» к правительственному кварталу не подпускали, внутрь — тем более. Депутатские машины, на которых пытались эвакуировать — не выпускали из оцепления. Еще до полудня в Доме офицеров умерли трое. Они были «тяжелые», но надлежащей помощи так и не дождались.
Фото: EPA/UPG 
 Силовикам внедрение «врагов» на «свою» территорию — каковой они считают участок парка и все дороги начиная от метро «Арсенальная» — крайне не понравилось. Завязался бой. Корреспондент LB.ua Олег Дышко попал в оцепление: — Беркут наскочил, многих избили до полусмерти. Народ попятился к парку. Избитые лежали на земле буквально штабелями. В четыре слоя. Окровавленный слоеный пирог. Беркуту показалось мало, они этих людей еще ногами утрамбовывали — прыгали сверху. Основная толпа-то отступала, но увидев зверство «Беркута», мужики остановились — пошли в контратаку. Силовиков жестко закидали камнями, лежачих отбили. Кроме нашего Олега все это снимал еще один фотокор. Его потом «Беркут» отловил, раздел и избил до полусмерти. Жив ли он и что с ним точно неизвестно — на нашем видео он зафиксирован, к сожалению, только со спины.
— Парня поймали, но я не мог ему помочь — «Беркут» уволок с собой, — продолжает Олег Дышко, — Нас же продолжали закидывать гранатами. Причем гранаты с болтами и гвоздями. Если такую кинуть не сразу, а через несколько секунд после того, как дернешь чеку, она взорвется еще в воздухе. Следовательно, радиус разлета осколков будет больше. В двух метрах от меня стоял мужчина. Ему такими осколками перерезало горло. Умер на месте. Помогал заносить его тело в Дом офицеров. Там пол был липкий от крови. Абсолютно все свидетели событий в Крепостном говорят, что это был самой жестокий фрагмент дневного противостояния. С Грушевского туда пытались зайти депутаты-«свободовцы» — помочь, но их «Беркут» и «титушки»... забросали камнями. Народных депутатов. Не снежками, булыжникамим. Среди них была и женщина, Ирина Фарион. Ефремов: «мне не стыдно» В это самое время на соседнем фланге ее коллеги, женщины-депутаты из ОО вытаскивали на себе раненых. То есть, сперва они их доставали из автозаков. Некоторые были уже в наручниках. Так их — в наручниках — и тянули к медпункту Рады (бои в Крепостном ограничили, на какое-то время, доступ к Дому офицеров). В крошечной комнате на первом этаже скопилось пять человек. Погрузить в «скорые» их удалось лишь через полтора часа.
Вместо «скорых» по Грушевского ползли водометы. Мариинка тряслась от взрывов, черный дым заволакивал небо. Понять, где, что и с какой стороны рвалось, с какой — горело, представлялось совершенно невозможным. Но, на всякий случай, большинство «регионалов» из-под купола предпочли ретироваться. Очень немногие слонялись по кулуарам в ожидании какого-либо совета фракции, продолжения сессии и т.д. Тщетно. Руководство ПР, видимо, полагало, что ничего чрезвычайного не происходит. «Беркут» прорвал баррикаду на Европейской и повредил на Институтской. Подготовка к зачистке Майдана шла полным ходом. Наконец, в четвертом часу на пресс-поинте появился Александр Ефремов: «Радикалы с оружием в толпе так называемых мирных демонстрантов». «Оппозиция понесет ответственность».
Фото: Макс Левин 
 Ну, и все в том же духе. Выпалив заготовку на одном дыхании, он развернулся на каблуках — прочь с пресс-поинта. Отвечать на вопросы СМИ не планировал. LB.ua не выдержал: — Почему молчит Президент? Ему все равно? Где реакция Януковича? Равнодушная тишина. Полосатая костюмная спина скрывается за изгибом пресс-поинта. Срываюсь окончательно. — Александр Сергеевич, вам не стыдно?! — Нет! — доносится обиженное из-за ширмы. Еще через два часа Ефремова сменяет Рыбак. Но замена происходит по форме. Суть та же. Рада гасит огни. Выжженная земля Путь к Майдану остается один — через Грушевского. Сбившись цветной стайкой, поближе друг к другу, женщины-депутаты от ОО спешат вниз. Мужчины все давно там — еще отбивали заблокированных в Октябрьском. LB.ua увязывается вослед. Короткое препирательство — жиденький кордон (тут, все-таки, их территория) перед Кабмином расступается. Слева и справа — спецтехника. Два водомета. Один бронетранспортер. КАМАЗов с камнями и песком — не счесть. Между ними — невиданные прежде машины-амфибии, которым и имени-то нет — аббревиатуры с цифрами. Брусчатка скользкая — залита водой. В валяющихся в разнобой тросах пожарных брандспойтов путается сгоревшая проволока, остатки шин (это уже ниже, уже за «Санахантом»). «Титушки» подвывают на холмах Мариинки.
Фото: Макс Левин 
 В зазорах между бровкой и брусчаткой — охапки тех самых гильз, найденных польскими журналистами. В большом количестве. Земля вокруг выжжена, все черным черно. Только маленькая лампадка у иконы Богородицы подсвечивает памятник Вячеславу Черноволу. Как она тут оказалась? Кто зажег огонек? Ответом — рев грейдера, зачищающего подол улицы, подступы к «Динамо» и часть Европейской. Коммунальщиков тут заменяют МЧСники и «Беркут». Линия фронта сместилась. Перед баррикадой на Институтской — метров 200-250 нейтральной полосы. И сразу — «Беркут». — Давайте, давайте, а то к своим не успеете, — ехидничают, расступаясь. Успеваем. — Александра Владимировна, подожгите шину заодно, а то совсем потухла почти, — весело кричат бойцы Самообороны с баррикады. За несколько часов она выросла метра на полтора в высоту и метра на три в ширину. Ловким движением, Кужель возрождает пламя. Самооборона ликует. Началось — Туристы, вашу мать! — во весь голос орал Андрей Дзиндзя, продвигаясь тараном с Михайловской к профсоюзам, — На выход! На выход, я сказал, туристы! Война здесь! Женщин не пропускать, — скомандовал сторожевым на баррикаде. «Туристов» в первые часы действительно было много. Однако, процентов 70-80 из тех, кто приходил поглазеть «после работы», оставались и быстро втягивались в общее дело. Вот, стоит рядом женщина. Социальный статус выдает норка в пол. Безмолвно плачет. Потом резко стаскивает перчатку, вытирает нос и, подобрав полы норки, перебирается через каменный парапет у Лядских ворот. По ту сторону парапета женщины мастерят коктейли Молотова. Острый запах бензина, грязные бутылки — их это не пугает. Совсем еще девчушки, респектабельные дамы постарше, бабушки-пенсионерки. И так у них споро все получается, быстро, словно всю жизнь только этим и занимались. Подходят парни в балаклавах — выносят ящики на передовую.
Фото: Макс Левин 
 А на передовой настоящая война. В восемь вечера «Беркут» двинул по Институтской водометы. Струя воды, затем — вспышка и уже горят палатки у «Глобуса». Паники в первых рядах нет, но над Майданом колоссальное напряжение — стартовала атака. Из-за спины «Беркута» в толпу летят камни. «Беркут» напирает щитами. Баррикада Институтской быстро пала. Хоть и крепкая была, но наклонная — под огневым обстрелом такую долго не удержать. Беркут продвинулся ближе к Майдану. Лидеры ОО в это время находились на встрече с послами в «Хайятте». Сорвались — приехали. Послы в Дом Профсоюзов ехать отказались. Как чувствовали. Грохот взрывов. К ним быстро привыкаешь. Минут за десять буквально. Молотов, петарды, свето-шумовые. Через час их отличаешь по звуку. Над Институтской — столб черного дыма, метров в восемь высотой. Стеллу Независимости заволокло пеленой. Пылает баррикада со стороны Европейской, та самая, где час тому Кужель «реанимировала» шину. И рады бы теперь потушить, да невозможно.
Фото: Макс Левин
 Мимо пронесли безжизненное тело на носилках. Из-под одеяла — мужская рука. Первая жертва. Ночь Раненых уже особо не считают. На Михайловской тревожно взвизгивают «скорые», туда — самых тяжелых. Остальных — в профсоюзы, а то и вовсе оказывают помощь на месте. Вихрем проносится Яценюк. — Что — послы? Он не мог остановиться и на минуту, почти бежал, но глянул так, что и без слов ответ понятен. Чуть позже уточняю: Виктору Януковичу звонила Ангела Меркель. Не взял трубку. Звонил Жозе Маннуэль Баррозу. Не подтвердил возможность телефонной связи (проще говоря: не ответил, — С.К.). С Байденом, правда, поговорил. Но, судя по последовавшему затем заявлению Госдепа — «выражаем озабоченность, ай-яй-яй», разговор на положение дел не повлиял. Канонада взрывов не умолкает и на минуту. Стены окрестных домов ходят ходуном. — Под стенку, под стенку! Не шастать по проходу, снайперы на крышах! — журналистов берегут. — Он сошел с ума, — задумчиво тянет Давид Жвания, рассматривая залпы фейерверков в смоляной завесе дыма. — Другого объяснения нет, — отвечает кто-то из нардепов.
Фото: Макс Левин
 Актив, они собрались тут за сценой. — Хватит одного залпа и нас всех снесет. И сцену, и нас. Удивляюсь, почему они до сих пор этого не сделали. Ведь так хорошо мы все в одном месте, — вставляет еще один. Все молчат. Понимают, что он прав. И этот сценарий, возможно, еще будет реализован. Фюле говорил с Клюевым. Глава АП пообещал не применять боевое оружие против людей, но прекращение штурма обещать не стал. В сумме с факторами Меркель, Баррозу и Байдена, вывод очевиден. Решение властью принято. И оно не в пользу Майдана. Огненное кольцо вокруг площади сжимается все плотнее. И ближе к сцене. Время нечести — Часы бьют. Полночь. Время нечистой силы, — Олег Медведев улыбается через силу. — Типун вам на язык, — отвечаю незлобиво. Уже 14 убитых. 14 за четыре часа, без учета тех, кто погиб днем. Медведев, однако, оказывается прав. «Беркут» уверенно теснит протестующих. Пламя все выше, раненых — больше. «Титушки» громят скорые, караулят в больницах. От сцены хорошо просматривается весь Майдан. Людей сосчитать невозможно: вся площадь пребывает в движении. Без дела не сидит никто. На передовую несут все, что горит — от дров до пластиковых бутылок, наибольшим спросом, конечно, пользуются шины.
Фото: Макс Левин 
 — Мы не просто набрасываем их в кучу. Надо, чтобы шины хорошенько прогорали. Следите за этим! — инструктирует со сцены стойкий Евгений Нищук, — Ветер в сторону зверей! Кто идет на Майдан — берите перец, добавим в костры. Никакого страха, паники, волнения — каждый сконцентрирован на своей маленькой, но важной задаче. Люди постоянно пребывают. В количествах значительно больших, чем рассчитывала власть. Хотя и меньших, чем оппозиция. Впрочем, многие рассредоточены по больницам — ведут учет раненых, охраняют их; другие — разыскивают активистов по райотделам и СИЗО. Менее видимый, но не менее важный фронт. Ну, а те, кто уже пришел на Майдан предпочитают тут и оставаться. Уходить опасно. Близлежащие переулки забиты «титушками». В том числе переодетыми. Одного человека на Большой Житомирской подстрелили. Там же в упор — как выяснилось на утро — застрелили коллегу-журналиста. Те же титушки. Кий, Щек, Хорив и их сестра Лыбедь в огне. Пламя вплотную подбирается к Дому профсоюзов.
Фото: Макс Левин 
 — Спокойно! Держать линию! Не бить заложников! Не бить, я сказал! — ревет сорванным голосом Пашинский со сцены.
 В толпе, перекатываясь в разные стороны, движется клубок человеческих тел. Что-то очень нехорошее, черное в самом его эпицентре. Окровавленный «беркутовец». Выпал из строя. Люди подхватили и, как его не защищала самооборона, некоторые не смогли удержаться, чтоб не выместить накопившуюся злость. Видео: активисты выцепили из толпы силовиков четырех «беркутовцев» Через минуту — второй. Идет сам, но видно, что в полуобморочном состоянии, едва не падает. Затаскивают под сцену. Тут безопаснее. Потом еще — этого уже несут. Его захватили в отдаленной части Майдана, соответственно — больше досталось. Этого третьего, а за ним у четвертого, защищает священник. Толпа свирепствует. И это можно понять. Менее, чем за два часа — еще восемь трупов. Того — к началу третьего ночи — 22 погибших. А тут — враг. Всего «беркутовцев» было четверо. Третий и четвертый — самые тяжелые. У одного вытек глаз, у второго — осколочное ранение руки. Им мастерят носилки из щитов и эвакуируют в профсоюзы. Там, в профсоюзах, на пятом этаже, целый лазарет. По разным данным, около тысячи раненых. В том числе — лежачих. Но у войны свои законы. Через двадцать минут первые два этажа здания воспламеняются. Через сорок — «Беркут» штурмует шестой этаж. Буквально: падает с крыши. Бои внутри помещения. Летят гранаты. Сильное задымление на лестничных клетках. Опять рукопашная.
Фото: www.facebook.com/sergii.morgunov
 С крыши палят по площади. Судя по характеру выстрелов, это даже не травматика. Наивный Фюле. Выступает Александр Турчинов. Его ранило прямо на сцене. Под профсоюзами натягивают тент — люди прыгают из окон. Центральный экран на стене здания выключается. Крики, взрывы. Кажется, сейчас обрушатся небеса. Кличко возвращается с переговоров с Януковичем. 
Растерян.
 — Понимаете, он хочет, чтобы мы разошлись по домам. Такая вот позиция. 
 Ну, что тут скажешь.
 Перед рассветом Пять, начало шестого утра. Громада Дома профсоюзов напоминает экспонат музея природоведения — скелет гигантского динозавра. Скелет дышит огнем, утроба его светит зловещим багрянцем. Три пожарных гидранта сражаются изо всех сил. Однако, здание слишком велико. Уже трещат перекрытия — ходить рядом небезопасно.
Фото: Макс Левин 
 Более того — от искр вспыхивают сухие деревья, рекламные щиты подле. По этой стороне Майдана, то тут, то там, повсюду языки пламени. Чад, дышать тяжело. Людей стало меньше, лица их черны от копоти. Между собой говорят мало — не о чем, и так все ясно. Все для фронта, все для победы — разбирают строительные заборы в окрестностях. В центре много старых домов, предназначенных то ли под снос, то ли под реконструкцию и огражденных такими вот заборами. Линия огня — единственное, что удерживает «Беркут». Женя Нищук уже в бронежилете. Слишком хорошо просматривается и — как убедился Турчинов — простреливается сцена. Вспышка света. Взрывы (вероятно, лопается стеклянная крыша), многометровый столп дыма. Пожар в «Глобусе». Предсказуемо. За «Глоубсом» языки пламени переползают на Консерваторию. Теперь уже весь Майдан поровну перерезан огненной лентой. Консерваторию, правда, быстро тушат. 
 *** Вверх по Михайловской.
 Двое из самообороны навстречу. 
 — «Титушки» есть? — Нет, чисто. Там наша баррикада.
Фото: Макс Левин
 У самой площади — две молоденькие девушки. По виду — жительницы центра.
 — Хотите чай? Кофе? Бутерброды? Все домашнее! 
 Фото: В Михайловском соборе развернули госпиталь К воротам монастыря одна за другой подъезжают машины. Раненые. Открывают ворота «Порш-кайену». 
В салоне — капельница. 
За ночь этот автомобиль немало накрутил кругов между площадью и монастырем. Салон просторный — ему стараются грузить тяжелых. Их оперируют в трапезной.
 — Что у вас, граната? 
 Мужчина лет пятидесяти, кивает, стиснув зубы. Лежит на животе. Обе ноги распороты. Зашивают на столе прямо у входа.
Фото: Макс Левин
 — Таня, лидокаин!
 — Сколько кубиков? 
 Мужчина стоически терпит, его лицо искажено болью, но он молчит. От лидокаина не отказывается. В центральном зале еще с полтора десятка столов с ранеными. Трапезная — единственная церковь, из комплекса Михайловского златоверхого, уцелевшая после большевистской расправы. В самом соборе, повсюду — в приделах, под алтарем, у купели — расстелены одела, спят люди. Пред ликом Богородицы. Привычное: взмах руки в крестном знамении и земной поклон. Но, нет, поклониться невозможно — не пускает бронежилет. А без бронежилета журналисту лучше не выходить. Опуститься на колени тоже нельзя — заденешь кого-то из спящих, места слишком мало. Людям нужен покой, они с войны, их нельзя тревожить.
Фото: Макс Левин 
 И первый раз за эти сутки к горлу подступает комок. Рассвет, но в храме не служат заутреню. Всегда, во все времена тут спасают души, но сейчас очень важны растерзанные пулями и гранатами тела. Поэтому не горят свечи, не звучит «Символ веры», но пахнет нашатырем, а свечной ящик завален лекарствами. Это Украина. 2014 год. И это не страшный сон. Соня КОШКИНА, Шеф-редактор LB.ua

Комментариев нет:

Отправить комментарий